† Форум сайта "Hellsing Universe" †

АВТОР: Scissorhands
НАЗВАНИЕ: Упырь
РЕЙТИНГ: PG-13
ЖАНР: flashback, сказ
СТАТУС: закончено
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: Влад Дракула, ОС, исторические личности
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: за историческую достоверность ручаться не буду
ОПИСАНИЕ: почти бессюжетный фрагмент нежизни Дракулы
ОТ АВТОРА: Во вселенной «Хеллсинга» упырями очень часто называют живых мертвецов, лишенных собственной воли и разума. Здесь же я использую слово «упырь» в значении слова «вампир», как это делается в славянской мифологической литературе.

Спасибо Н. М. за компетентное мнение и помощь с пунктуацией.

I
Земля Валашская в разрухе – вытоптана, выжжена. Опять вернулась смута, как шелудивый пес к щедрому дому. Опять бояре делят не их кровью добытое и сохраненное, да каждый норовит припрятать кусок побольше. Вольготно им зажилось при Лайоте Басарабе, не то, что раньше, при Цепеше. Тот и боярам спуску не давал, и землю защищал от жадных соседей. А теперь недостойный да безвольный его преемник открывает ворота туркам.
Султан Мехмед смеется: «Чешуя мунтьянского дракона не так тверда оказалась, как о ней сказывали». Смеется, словно не помнит, как сам в ужасе поворачивал свое многотысячное войско от Валахии, завидев лес из кольев, на каждом из которых по мертвецу. Смеется да не знает, что глубоко под землей улыбается сквозь мертвую дрему кровавое чудище, – на всех хватит княжьей немилости.

II
Зябко. Жутко. Только ветер завывает да старая ставенка беспомощно колотится о стену, скрипя, будто больное беспокойное сердце. Молодой снег на стылой земле как саван на покойнике.
Беспокойно этой ночью игумену. Запалил лучину, вышел в сенцы. Стал дожидаться. Важный гость сегодня придет, надо быть готовым.
Час ждал, другой, а может, и больше. Придет ли?
А как же! Вот и он. Скрипнул дверью, впустив холод поздней зимы, встал перед игуменом. А тот и слова сказать не может. Сам великий господарь, воевода Влад Дракула – игуменов гость. Богатые красные одежды на нем; на собольем вороте да в черных, как смоль, волосах – белый бисер. Только щеки бледны, как мрамор. Да и откуда взяться румянцу? Кабы был жив, так ведь месяц назад схоронили.
Не будь страшно игумену, было бы дивно – на что меха телу, которое внутри холодно. Сколько ни накрывай покойника одеялами, его уже не отогреть. Вот и меч на бедре, должно быть, по привычке носит.
В сенцах лучина тлеет. Тесно, низко, что в могиле – Дракуле ни распрямиться, ни плеч расправить. Сел у оконца и рот кривит в усмешке. Красив и статен князь, да только свет от него бежит, а тень к ногам, как верный пес, жмется. Глаза василиска под тяжелыми веками горят, будто угли, – даже посмотреть страшно. Сидит князь, целехонек, ни ранки, ни царапины; а ведь когда отпевали, накрывали простынею, чтобы не было видно изрубленного на куски тела.
Игумен, как лист, трясется, крест до белых пальцев сжимает, что ни слово – Бога поминает, все никак в толк не возьмет, чем вызвал немилость усопшего господаря.
Много всякого говорили о князе: как варил людей в котлах, кожу сдирал заживо да сжигал, на крючья подвешивал да на колья сажал. Сколько народу погубил – невинного и виноватого! Еще при жизни его называли дьяволом. Видать, поделом. А коли не так, отчего же не упокоился в святой Снаговской обители? Еще тогда имел он повадку проверять своих подданных, так и теперь явился, похоже, не ради забавы.
«Кому ты больше рад служить, Николае, – мне или Господу?»
Не струсить бы, не отступиться.
«Кабы тебе – быть мне проклятым», – шепчет игумен еле живой.
«А не лжешь ли?» – смеется князь. Страхом искушает.
Как не поддаться тут, как не оробеть, но игумен все твердит имя Господа да еще крепче сжимает крест.
«Коли ты верный раб Небесного Отца, передай Ему от меня послание», – говорит Дракула и все ниже склоняется к игумену, разевая клыкастую пасть, а тот уже чувствует, как веет замогильным холодом.
Ах, не струсить бы! Все одно помирать, так хоть душа будет свободна.
«Передай Ему, Николае, что закончилась моя земная война с турками. Что мне теперь султан и его войско? Только на ладонь положить да второй прихлопнуть. Что мне Матьяш с его заговорами, если я их насквозь вижу? Что мне жадные и глупые бояре, если для них в земле мною место уже уготовано? Передай Ему да спроси, нет ли для меня врага посильнее. Или, может, Он сам хочет мне врагом быть?»
Игумен дрожит и молится. Ни разу так не молился. А чудище все ниже клонится, уже зубами острыми, как клинки, задевает игуменово горло.
«Или со мной пойдешь, а, Николае? Моих богатств теперь не счесть, моих земель – не разграбить», – голос у него, как утробное урчание зверя, низкий да хриплый.
Один ответ у игумена для Дракулы – имя Отца, Сына и Святого Духа. Сам белее мела, даже бородой поседел, а все о своем заладил. Никак в Рай собрался? – усмехается князь.
Чудится игумену, что поет кто-то: то ли ангелы, то ли бесы, – не разберешь. А, пожалуй, что и бесы – уж больно надрывно. Или вьюга? Ах, до чего хорош был сегодня молодой снег! Да что уж теперь…
Все звуки стихли, даже тот, который был с Николае еще в материнском чреве. Тук-тук. Тук-тук. Тук…
Тихо.
Лучина-то давно погасла – не вечно ж ей тлеть.
Темно.
Что-то призадумался князь, хмурится. Не то смятение в его глазах, не то злость. Уж не хочет ли похитить душу, верную Богу? Ведь душа что роса на траве – всякий стригой хочет ее прибрать, потому как цену она имеет немалую.
Рассвет близится, скоро утру возноситься колокольным звоном да петушиным криком над морозным безмолвием; а следующую ночь гулять игумену против воли вместе со своим господином.
Или не гулять?
Нет, не гулять. Рубит Дракула голову от игуменова тела и вонзает меч в мертвое сердце, а в глазах его не то смятение, не то радость.
Подобрал князь полы своих кровавых одежд и как сквозь землю канул.
Пусто в сенцах, холодно. Только иссушенное тело пялится бескровными ранами в непроглядную тьму.
Так ведь все одно умирать. Зато хоть душа свободна.

III
Зря радовались бояре-предатели; да и султан больше не смеется – сгинуло без следа его войско по дороге к землям Мунтении. Дело нечистое: ни сабли, ни косточки не осталось, только снег потоптанный, кровью окрашенный. Или, может, Басараб, воцарившись в Тырговиште, чего-то задумал? Уж не завел ли тайных дел с венгерским королем Матьяшем? Да только Лайота и сам ночей не спит, отчего-то неспокойно ему. Решил совет собрать, посоветоваться – оно никогда не лишне.
Собрались бояре, Лайоту дожидаются, важны, румяны. В бороде меньше волоса, чем у каждого из них коварных затей.
Слышат – шаги. Тяжелые, до мороза на коже знакомые, аж оторопь берет; переглядываются, прислушиваются. Да только как увидали, кто к ним на совет пожаловал, так чуть духа не лишились. А тот, как зашел, так сразу дубовые двери за ним сами собой захлопнулись, волками взвыли ветра под сводом, да густая тень надвинула на стены нетопыриные свои крылья. Что за бесовские проделки?
Ох, рады были бояре, когда ненавистного князя в турецком плену погибель нашла. Уж и не чаяли, что свидятся в этой жизни да на этой земле. Ан нет, вот он стоит, злее прежнего – ростом велик, волосом черен да кожей бел – смотрит надменно и властно. Легче скалу удержать плечами, чем вынести этот взгляд.
Много господаревой кровушки попили бояре. Никак теперь за своим пришел.
Вопрошает Дракула у бояр:
«Не забыли ли своего господаря?»
Да какой уж тут ответ? – от страха в пору к Богу на покаяние, да только не видать им небесных замков ни с нутра, ни снаружи. У каждого боярина душенька корыстью да сластолюбием поросла, как ель иглами.
А Дракула, обведя подданных взглядом, в коем через край льются кровавое золото да смертельный яд, продолжает неспешно:
«Всякому воину место у руки воеводы, всякому слуге – у господарева престола. А посему быть вам при мне и служить мне верно, как не служили при жизни».
Коротки слова, да жестока расправа. Никак опрокинулась в небесах чаша терпения, да возмездие просочилось сквозь землю трупным смрадом, а меж ними – смертельный пир. Кто молится, кто проклинает – все напрасно, не остановить словами грозовую тучу, не протолкнуться сквозь кровавый вязкий воздух. Нет здесь больше бояр, нет людей – ни праведных, ни грешных – одна лишь алая мякоть да переспелый сок.
На крики и стоны сбежались стражники, да только себе на погибель.
Никого не жалеет Дракула.
Те, кто поумнее да поосторожнее, той ночью старались подальше держаться, покуда покойный господарь войско набирает. Лайота среди тех хитрецов был, только тем и спасся.

IV
Князь, князь... Куда ты теперь? Вся ночь твоя. Вся земля твоя.
От своей веры отрекся – так значит, Валашская земля была тебе дороже собственной души. Бога проклял и стал мерзким чудищем – стало быть, месть тебе слаще райских яблок. Поклялся перед собой и перед Отцом Небесным творить дела богохульные, покуда сам Господь не возмутится и не уничтожит тебя – значит, так тому и быть. Гуляй, князь, веселись – теперь уж вволю. Никакая стена от тебя не защита, никакой меч тебе не погибель. Звери да ветры теперь твои слуги. Белая луна теперь твое солнце. Сырая земля да прелые листья теперь твое ложе.
Рад ли ты, князь? Счастлив ли? Не отступишься?
Да, пожалуй, что рад. Не оттого ли огонь в глазах, не оттого ли смеешься?
Теперь сама Смерть с тобой под руку ходит.
Смерть – подруга верная, да уж больно ревнивая. Всюду, где Дракула ступит, там и она урожай собирает, даже если велено не было, – еще сильнее понравиться хочет. А уж как нравится! Позабыл князь свою венгерскую принцессу и ту, что в реку кинулась. Да и как не позабыть? Всем хороша новая Владова невеста, вот только отчего-то лицо прячет. Уж не дурна ли собой? А хоть бы и дурна, зато как ластится. Им теперь вдвоем – до самого Трона Господня, да только княжья дорога туда не ведет. Петляет она в темноте, вьется, будто змея – что ни поворот, то пропасть. И в каждой такой пропасти – кровь да мертвецы. Вот оно – княжество Дракулы, вот оно – его богатство.

V
Холодное небо, щетиной черных кольев пронзенное, изливается смертью и тьмою; реки текут алыми водами; равнины укрываются черным снегом. Ныне спят только мертвые, а тот, кто жив, клонит колени посреди кадильного облака.
Господи…
Ты крепость и упование. Пречисто имя Твое, превелик замысел Твой, неистощимо Твое благоволение. Ты, без числа милосердный, и теперь прости душу немощную, темную. Научи, как не оступиться, а оступившись, подняться.
Рассей страх в час, когда аспиды, дьяволом погоняемые, выползут ради пагубного намерения. В вере утверди, помоги сохранить трезвость ума и твердость духа перед лицом смертельной опасности. Пусть не коснется уст немота и не пресечет молитву Тебе, Владыка, возносимую, когда обступит со всех сторон тьма кромешная. Не оставь один на один с дьяволом, черными тучами солнце затмившим. Ужасна его личина, неисчислимо его воинство, неутолима его жажда. Один Ты, Пресветлый Боже, защита от мрачных и злобных его помышлений. Горе всякому, оказавшемуся вне Твоей милости, так не отринь душу грешную, не могущую своей силой совладать с дьявольской напастью, что хуже всякой болезни. Помоги, Господи, не дай сгинуть со света белого без покаяния, в дьявольской скверне погрязши.
Спаси, защити, сохрани.
Огради, Господи, от упыря страшного.
Отвадь, Господи, врага Твоего, Дракулу.